– И кто же этот красавчик? – раздался насмешливый голос. Через плечо заглядывала Люда.

– Не важно! – Алина быстрым, каким-то судорожным движением спрятала рисунок в книгу и захлопнула ее.

– Он очень даже ничего! – продолжила Люда. – Интересно, откуда он? Что-то я его не знаю.

– И хорошо, что не знаешь! – рассердилась Алина. Представив себе, какое впечатление произвела бы жеманная одноклассница на простодушного Пашку, она усмехнулась и не удержалась от язвительного замечания: – Ты не в его вкусе!

– А, это, наверное, тот деревенский воздыхатель, который дарит странные подарки! – Люда, которая сначала хотела просто слегка поддеть Алину, тоже начала заводиться по-настоящему. – Он их, наверное, в огороде выкапывает?

– Не твое дело! – Алина действительно разозлилась. Ей вдруг захотелось рассказать кому-нибудь про Пашку с его букетами, но только не Люде. – Уж точно не у родителей выклянчивает, как некоторые.

Она досадовала на то, что ввязалась в этот разговор и привлекла внимание к своему рисунку и тому, кто на нем изображен, но еще больше злилась на Люду, у которой на уме только мода, сплетни и мальчики. Надо же такому случиться, что рисунок увидела именно она! Теперь точно всем растрезвонит. Чувство досады на время даже вытеснило удивление от неожиданно открывшихся рисовальных способностей.

На следующем уроке Алина только делала вид, что слушает учителя. Она продолжала сердиться на Люду и только к концу урока заметила, что ее рука снова рисует портрет, на сей раз карикатурный, изображающий недавнюю обидчицу. Он снова состоял из мелких крестиков – вышивай хоть сейчас. Сходство оказалось столь явным, а ирония столь очевидной, что Алина усмехнулась и нарочно оставила его на парте.

Расчет оказался верным. Люда, на протяжении всего урока косившаяся в Алинину сторону, не утерпела и сразу после звонка поспешила посмотреть, что та нарисовала на этот раз. Увидев рисунок, она возмутилась и хотела схватить его, чтобы уничтожить шарж, но Алина оказалась проворнее.

– Ну что, полюбовалась? – язвительно поинтересовалась она, убирая продукт своего творчества.

Уже дома Алина подумала, что если уж она собирается вышивать портреты, неплохо бы начать именно с карикатуры на Люду. Во-первых, к шаржу требования не такие, как к реалистическому портрету. А во-вторых, если Людкин портрет не получится, будет не очень-то и жалко. Кстати, и схема готовая есть. Она, конечно, с большим удовольствием вышила бы Пашкин, но показывать кому-нибудь такую работу, наверное, постеснялась бы.

После этого случая, уверовав в свои способности, Алина несколько раз пробовала составить чей-то портрет-схему сознательно, но результаты получались совершенно жалкие, без малейшего внешнего сходства.

Скорость, с которой девочка вышивала, увеличивалась с каждым днем. Это неторопливое, в общем-то, занятие, стало для нее своеобразным спортом. Иголка буквально порхала над канвой – только успевай менять нитку. Причем быстрее всего работа шла тогда, когда Алина вовсе про нее забывала, думая о каких-то посторонних вещах. Вышивка для нее становилась уже не хобби, а чем-то вроде наркотика. В дни, когда она долго не могла вернуться к этому занятию, в руках начинался какой-то зуд, пальцы словно сами искали иголку и находились в беспокойстве до тех пор, пока не получали желаемое.

На следующий день после того, как Алина начала вышивать шарж на Люду, та не пришла в школу. Ни она, никто другой не придали этому особого значения. Простуды весной – дело обыкновенное, тем более что Люда одевалась очень легко, следуя скорее моде, чем погодным требованиям. Однако уже через день по школе поползли какие-то странные слухи. Со слов одной девочки, мать которой работала в районной поликлинике и, как видно, не слишком строго хранила врачебную тайну, «у Людки все лицо перекосило». Причем что это за странная болезнь, что приключилось с ее лицевыми мускулами, понять никто не мог. Естественно, идти в таком виде в школу, да и просто показаться на людях она не могла. Такое и для обычного-то человека испытание, а уж для того, кто так гордится своей внешностью, и подавно.

Такое совпадение опечалило Алину. Ведь, хотя на вышивке Люда представала не в лучшем виде, девочке совсем не хотелось, чтобы такое случилось с той в жизни. Алина даже решила не вышивать эту карикатуру (по крайней мере до тех пор, пока одноклассница не выздоровеет), но за ночь работа значительно продвинулась, и девочка с грустью и беспокойством поняла, что по-прежнему вышивает в сомнамбулическом состоянии. Она так расстроилась, что хотела даже уничтожить вышивку, но поступить так с собственной работой у нее не поднялась рука.

Глава 8

Ведьма!

В деревню Алина ехала со смешанными чувствами, так и не поняв толком, хочет ли снова оказаться там. В последнее время она вообще часто не могла определиться со своими желаниями и пристрастиями, как будто в ней жили два разных человека, с разными характерами и вкусами. Конечно, девочка слышала и читала про переходный возраст, в котором такое бывает и в который она как раз входила, но она никогда не думала, что это будет проявляться настолько резко.

В доме все выглядело как обычно. Даже букетик при входе, который Алина воспринимала уже едва ли не как норму и удивилась бы, если бы его вдруг не оказалось. Но тем не менее девочку не покидало ощущение чьего-то недавнего присутствия, как будто кто-то побывал здесь без хозяев. Откуда у нее возникло такое странное чувство, Алина не понимала, тем более что родители вели себя совершенно спокойно и, похоже, ее тревоги не разделяли.

Девочка, сама не зная зачем, обошла весь дом, подолгу задерживаясь около каждого из портретов, вглядываясь в каждое лицо и пытаясь понять, что это был за человек и почему попал в эту галерею. Постояла она и у странной иконы, за которой обнаружила ключ и копию которой недавно вышила сама. Открывать сундук Алина не стала (не хотелось лишний раз глядеть на себя в растрескавшееся зеркало), однако зачем-то попробовала вставить ключ в замочную скважину, словно проверяя, что он по-прежнему подходит.

Перед сном девочка думала о прежней хозяйке дома и пришла к выводу, что не успокоится, пока не узнает о ней подробнее. Пашка, похоже, рассказал о ней все, что ему было известно. Ни в каких газетах, понятное дело, о ней не писали; это о современниках можно собирать информацию, выбирая нужное из Интернета. Значит, остается расспрашивать деревенских стариков. Алина вспомнила реакцию покойной Егоровны и даже вздрогнула. Но ведь Пашка говорил, что та была малость не в себе. Трудно, конечно, задавать вопросы незнакомым людям, но, похоже, придется. Девочка вспомнила, что когда-то хотела быть журналисткой, да и сейчас не до конца оставила эту мысль, а для работников прессы умение разговорить человека – важнейшее профессиональное качество. Вот и получится своеобразный тест на профпригодность.

Алина не стала откладывать дело в долгий ящик. Рано встав и быстро позавтракав, она отправилась на прогулку. Заходить в чужие дома с расспросами было не слишком удобно, поэтому девочка стала высматривать пожилых местных жителей на улице. К счастью для нее погода стояла хорошая, ясная и для этого времени года теплая, поэтому многие поспешили выйти из дома, чтобы посидеть на скамеечке, погреться на солнышке и, если случится, не спеша поговорить с кем-нибудь о жизни.

Первой, кого увидела Алина, оказалась старушка, с которой она на прошлой неделе встретилась в церкви. Девочке отчего-то не хотелось с ней заговаривать, но она пересилила себя.

– Доброе утро! – громко сказала она, припомнив, что, как показалось ей в храме, старушка слегка туга на ухо.

– И тебе доброе утро, девочка! – отозвалась та, внимательно вглядываясь в лицо Алины. Очевидно, она ее не узнала, что было немудрено. Ведь виделись они всего однажды, да и то в полумраке.

– Мы с вами на прошлой неделе виделись, в церкви, – напомнила Алина, подходя поближе.